Интервью Первого заместителя Постоянного представителя Д.А.Полянского информационному агентству «РИА Новости» по случаю Дня дипломатического работника, 12 февраля 2024 года
Вопрос: В рамках празднования Дня дипломатического работника хотел бы задать вопрос об особенностях российского стиля дипломатии. До определенного времени Василий Алексеевич и Вы нередко цитировали классиков в своих выступлениях: Шекспира, Кэрролла, Достоевского, Булгакова. Вы, я помню, приводили выдержки из Жванецкого также. Почему этих элементов стало меньше в выступлениях? Или мне кажется?
Ответ: С одной стороны, Вы правы: раньше мы это делали чаще. С другой стороны, я бы не сказал, что мы перестали использовать такие приемы. Просто время диктует определенные требования, партнеры наши стали, может быть, менее глубоко начитанными и порой хочется выражаться проще, чтобы сигнал уж точно дошел. Мы готовы поддержать любую дискуссию – литературную, философскую, историческую, но это не должно быть все-таки целью в себе, а должно способствовать лучшему пониманию. У меня такое ощущение, что с некоторыми нашими коллегами сегодня такие формы общения не пройдут.
Вопрос: А вообще, чем отличается российский стиль дипломатии в ООН от англосаксонской манеры?
Ответ: Англосаксонская дипломатия, особенно в последнее время действует достаточно примитивно. Они берут какую-то точку отсчета и считают, что до этого ничего не происходило. Пытаются все беды возложить на страну, которая произвела то или иное действие вне зависимости от контекста и предшествующих событий.
Яркий пример – это наша специальная военная операция на Украине. Западники приложили максимум усилий для того, чтобы доказать, что это самая «черная страница» в истории человечества, что раньше ничего подобного вообще никогда не происходило, и главное – что это произошло ни с того ни с сего, вроде бы, только из-за наших «имперских амбиций», что это не что иное, как «неспровоцированная агрессия», как они говорили.
Некоторое время, пока многие еще не разобрались, им удавалось этот термин навязать остальным, но чем больше другие страны погружались в эту тему, тем понятнее было то, что, конечно же, эту ситуацию нельзя рассматривать как минимум в отрыве от того, что творилось восемь лет на Донбассе, а в целом – от того, что западники делали с Украиной фактически с момента обретения ею независимости.
Точно также можно подойти и к другим кризисным ситуациям. Поэтому англичане, американцы и многие их западные союзники вычленяют то, что им выгодно, пытаются делать на этом акцент, а остальные вещи отметают: стараются либо на них не фокусироваться, либо просто забывать о них, и при этом не реагируют, когда их внимание на это обращают.
Вдобавок, конечно, у них есть синдром собственной исключительности: то, что делают они – это всегда хорошо, то, что делаем мы – это «по определению плохо», особенно сейчас после СВО. Это не всегда срабатывает, но тенденция такая есть.
Не знаю, это более глубокая тенденция, или это характерно только для отдельных представителей этих школ, но сейчас она наблюдается достаточно явно. Ну, и, конечно, диалог с ними сейчас не клеится, в том числе по причине их определенной поверхностности, зашоренности и нежелания погружаться в коренные причины конфликтов, без чего невозможно найти их решение.
Вопрос: В западных СМИ в последнее время активно продвигается тезис о том, что якобы Москва чуть ли не выпрашивает у Запада возможность начать переговоры по Украине. Здесь, в ООН американские дипломаты или их союзники предлагали нам начать переговоры по урегулированию на Украине?
Ответ: Во-первых, естественно, мы ничего не выпрашиваем. Мы много раз говорили на разных уровнях о том, что мы готовы к дипломатическому решению украинского кризиса. Иными словами – к тому, чтобы наши цели и задачи в рамках специальной военной операции были выполнены дипломатическим путем.
Во-вторых, мы никогда не отказывались от переговоров. Но поскольку с нами их никто пока не готов вести на серьезной основе, нам приходится реализовывать цели СВО «на земле» военными методами. Эта формула была подтверждена не раз, и она четко показывает наше отношение к возможным переговорам.
Что касается нью-йоркской площадки, наверное, существует представление, что в Нью-Йорке происходит какой-то такой закулисный процесс, где мы общаемся с другими делегациями, пытаемся нащупать какие-то точки взаимопонимания. Причем такое представление есть не только у людей непосвященных, но даже у ряда наших коллег из стран Глобального Юга, которые к нам подходят и говорят: ну, вы же, наверное, разговариваете с американцами, с украинцами… Давайте, потому что мы все заинтересованы в том, чтобы эта ситуация ушла в прошлое и так далее. Но я всегда их разочаровываю и говорю совершенно искренне, что абсолютно никаких усилий для того, чтобы вести какой-то диалог западниками как не прикладывалось, так и не прикладывается.
Конечно, существенную негативную роль играет фигура нынешнего украинского постпреда, который еще задолго до начала СВО развязал свой собственный «крестовый поход» против России. И СВО только обострила его эмоциональное состояние. В итоге какие-либо переговоры с ним или с его участием представить себе очень сложно, даже если бы перед ним стояла такая задача. И это прекрасно понимают и западники.
Все это в комплексе приводит к тому, что никакого соответствующего разговора на нью-йоркской площадке и, насколько мне известно, на площадках каких-либо других международных организаций, не ведется.
Вопрос: Выступал ли Генсек ООН Антониу Гутерреш с какими-либо мирными инициативами по Украине на встрече с главой МИД РФ Сергеем Лавровым?
Ответ: У Антониу Гутерреша очень простая позиция: он говорит, что «если нас обе стороны попросят, мы будем готовы посредничать». У него нет какого-то своего инструментария, который он был бы готов предложить конкретно к данной, горячей фазе украинского кризиса.
У него были наработки в том, что касается черноморской зерновой инициативы. И он продолжает периодически делать какие-то попытки, продвинуть свои идеи на этот счет. Но мы здесь очень четко обозначили свою позицию.
Других каких-то инициатив, идей по Украине от ооновцев я, честно говоря, не припомню. Во всяком случае, с нами они ничего такого не обсуждали.
Вопрос: Хотел уточнить. Россию «зерновая сделка» не интересует, пока не будут исполнены все обязательства, взятые в рамках договоренности перед Москвой?
Ответ: Да, мы год придерживались этой схемы, рассчитывали, что в рамках меморандума, который был частью пакета, будут какие-то продвижения. Но, поскольку меморандум никого не интересовал из западников (они ничего не делали), мы четко сказали, что будем готовы рассмотреть какие-либо новые инициативы в этой связи – возобновление «черноморской инициативы» либо что-то еще – по мере того, как будут решаться поставленные нами вопросы в рамках меморандум
Кстати сказать, справедливость постановки нами этих проблем подтверждалась, насколько я помню, в том числе, например, Президентом Турции, который говорил, что у России есть законные причины быть неудовлетворенной тем, как выполняется меморандум. Пока я не вижу здесь никакого движения.
Вопрос: Каковы шансы на успех мирной конференции по Украине в Швейцарии без участия в ней России?
Ответ: Нулевые. Абсолютно нулевые. Это признают все. Это признал даже Президент Швейцарии. Тут абсолютно не о чем говорить, потому что эти псевдоусловия для переговоров,«формула Зеленского» – всем абсолютно очевидно, что она ведет в никуда. Это попытка Украины выдать желаемое за действительное. И по инерции процесс этот продолжается, я так понимаю. Но мы уже давно чувствуем, что от него устали сами его участники.
Понятно, что западники хорохорятся и пытаются создать видимость поддержки Украины, но все остальные уже давно запутались, чего, собственно, хочет Украина и почему она продвигает именно такую формулу, которая не ведет ни к какому урегулированию, да еще в ситуации, когда сам украинский лидер запретил себе любые переговоры с российским руководством. Это, конечно, многих ставит в тупик.
Наверное, кто-то в силу элементарной вежливости не хочет отказывать украинцам, проявляющим неожиданную настырность. Но, очевидно, что эта формула и те рамки, о которых мы слышим, не могут иметь абсолютно никаких шансов на успех.
Очевидно, что без участия России, никакой переговорный процесс по Украине не может привести к какому-то результату.
Вопрос: В офисе Гутерреша сообщили, что он обсуждал с главой МИД РФ Сергеем Лавровым на недавней встрече проблему принимающей стороны. Почему Гутерреш не запускает процедуру арбитража? Ведь США продолжают не выдавать визы российским дипломатам.
Ответ: Я думаю, что на этот вопрос может ответить только сам Антониу Гутерреш. Нам это тоже непонятно. И Сергей Викторович в очередной раз жестко поставил этот вопрос перед генсекретарем.
Мы считаем, что все условия для запуска арбитража давно созданы. Но, по Соглашению о пребывании Центральных органов ООН, с инициативой об арбитраже может выйти именно Генсек. Мы не можем это сделать за него. Никто другой не может это сделать за него.
Он чего-то ждет, может быть, на что-то надеется, но мы раз за разом приводим новые факты и доказываем, что улучшений нет. Это – системная проблема. Более того, она касается не только России, но и ряда других государств. Мы вместе ставим этот вопрос в Комитете по сношениям со страной пребывания. Поэтому материала у него более, чем достаточно для того, чтобы переходить к каким-то конкретным правовым действиям. Но пока мы этих действий, к сожалению, не видим.
Вопрос: Когда Совет Безопасности потребует прекращения огня в секторе Газа? И как планируется этого добиться учитывая, что США накладывают вето на подобные призывы?
Ответ: Думаю, что это упрямство наших американских коллег в том, чтобы не замечать абсолютно повсеместные призывы к прекращению огня, играет им плохую службу и подрывает авторитет Соединенных Штатов в мире и на Ближнем Востоке в первую очередь.
Всем совершенно очевидно, что без устойчивого гуманитарного прекращения огня нельзя реализовать даже принятые Совбезом резолюции – 2712 и 2720. ООН признала, что они невыполнимы в условиях, когда продолжается огонь.
Мы очень критично подходили к одной и к другой резолюции, отдавая при этом должное странам, которые за ними стояли. Но мы им прямо говорили, что без требования прекратить огонь особого смысла они не имеют и вряд ли могут быть реализованы. Мы своих усилий не прекращаем на этот счет. Считаем, что Совбез еще вернется к инициативе о прекращении огня. Да, это неприятно американцам, но они не одни живут в мире и всем остальным абсолютно понятно, что подобные инициативы необходимо выдвигать. Необходимо давить на израильтян, необходимо давить на Вашингтон, чтобы они понимали, что они лишь глубже закапывают себя в данной ситуации, пытаясь подменить эти меры какими-то паллиативными гумпаузами или лукавыми формулировками о прекращении огня, когда для этого созреют условия.
Это все, конечно же, не работает. В этом сейчас все опять имеют возможность убедиться.
Мы первыми, еще 16 октября 2023 года, предложили проект резолюции, где было четко выражено требование немедленно прекратить огонь. Можно себе представить, сколько жизней было бы спасено, если бы тогда наша инициатива была поддержана.
Вопрос: Вы считаете, Штаты будут бесконечно в состоянии блокировать резолюции с требованием к прекращению огня? Или в определенный момент давление мирового сообщества остановит эту череду вето?
Ответ: Мы видим, что уже сейчас американская позиция становится существенно менее категоричной в пользу Израиля. Возникают элементы усталости, раздражения от твердолобости израильских политиков. Есть гуманитарные требования. Есть требования родственников заложников. Я, например, встречался с ними по просьбе израильского Постпредства месяц или полтора месяца назад. Встреча была довольно тяжелой. Но по итогам я понял, и они это подтвердили, что они тоже считают, что для того, чтобы решить вопрос с освобождением их родных и близких, нужно в первую очередь прекратить огонь. Потому что израильская армия, проводя свою операцию, ставит под угрозу жизни их близких и в буквальном, и в переносном смысле слова.
Поэтому это становится все более сложно игнорировать и американской администрации. Думаю, что в какой-то момент, конечно, они дозреют для того, чтобы, во всяком случае, не мешать реализации этого призыва. Другое дело, сколько людей еще погибнет и сколько страданий будет вызвано действиями Израиля до этого. Это, мягко говоря, выглядит очень некрасиво применительно к американцам.
Вопрос: То есть, родственники израильских заложников поддержали идею о требовании прекращения огня?
Ответ: Да. Среди тех, кто пришел к нам в Постпредство, были, конечно, и радикалы – у которых родственники солдаты, и они понимают прекрасно, что солдат ХАМАС освободит в последнюю очередь. Но были и родственники вполне мирных граждан, которые имеют все шансы на то, чтобы в ходе следующего обмена быть освобожденными. И они, конечно, занимают очень критичную позицию по отношению израильскому руководству, в отчаянии разводят руками и говорят, что они не могут на него повлиять. Поэтому просят подключиться, в том числе и нас.
Я не говорю, что у нас с ними совпали оценки первопричины кризиса, что они могут похвастаться знанием истории палестинской проблемы, видят ее решение так же, как видит Россия. Но в этой конкретно гуманитарной части призыв прекратить огонь абсолютно четко вызывал у них поддержку.
Вопрос: Секретариат ООН уже несколько месяцев не дает ответа о том, почему Киев так и не предоставил Москве список жертв провокации в Буче. Что Генсек ООН говорит вам в контактах – почему Москве до сих пор не передали список?
Ответ: Для них – это неудобный вопрос. Мне неизвестно, предпринимал ли Генсек для этого какие-то усилия, предпринимает ли. Он сам избегает приводить какие-то детали, он просто подтверждает тот факт, что списков ему никто не передает. Ведь понятно, что передача этих списков, по которым можно было бы сличить имена тех, кто якобы был убит именно там, позволила бы подорвать украинскую версию о том, что эти люди были убиты российскими войсками при отходе из Бучи.
Даже с умением украинцев проводить такого рода манипуляции и мистификации очень сложно себе представить, как это может быть реализовано. Поэтому списков нам никто не предоставляет. Я более, чем уверен, и не представит никогда, поскольку это просто изобличит авторов этой совершенно очевидной, грязной и низкой провокации.
Вопрос: Россия предложила провести международное расследование инцидента со сбитием Ил-76? Как Москва относится к тому, чтобы пригласить ООН к такому расследованию?
Ответ: Мы выразили готовность поделиться информацией о том, что произошло и том, что мы узнали на месте…
Вопрос: С ООН?
Ответ: С кем угодно. Мы написали письмо и в ООН, в том числе информируя о том, что, по нашим данным, была использована американская ракета «PATRIOT», что делает США соучастником. И проинформировали, что мы готовы поделиться тем, что знаем, с любыми экспертами, международными организациями, которые проявят к этому интерес. Но пока, насколько мне известно, никто такой интерес не проявлял.
Вопрос: Нужен ли будет мандат от Совета Безопасности, если ооновцы согласятся направить миссию по расследованию?
Ответ: Сложно сказать. До этой стадии еще не дошло. ООН старается держаться подальше от таких историй, которые потребуют в той или иной степени занимать чью-либо сторону. Здесь же очевидно, как и кем это было сделано. И, наверное, ооновцам, если бы они проявили здесь готовность или желание подключиться, пришлось бы подтвердить все обстоятельства этого крайне неприятного (с точки зрения общественного мнения) для Киева дела. Понятно, что ооновцы инстинктивно хотят по возможности этого избежать.
Вопрос: Есть ли новые обращения к Постпредству от украинских семей в связи с попытками европейских властей отобрать детей?
Ответ: Сейчас их стало меньше просто потому, что люди, которые обращаются, подвергаются определенному риску. Несколько раз были ситуации, когда люди обращаются, но, когда я спрашиваю, можно ли вашу ситуацию сделать публичной (поскольку это в принципе единственное, что мы можем сделать в этих обстоятельствах), не все на это соглашаются. Соответственно многие вещи остаются тайной – я не раскрываю, кто обращался и чего просил. Потому что у них есть определенные надежды, так как они уже использовали все возможные другие рычаги и используют, в том числе российский, надеясь на то, что наше воздействие поможет им вернуть своих детей.
Эти люди находятся в крайне отчаянной ситуации. Я стараюсь ни с кем не прерывать диалог, если он начинается. Но проблема в том, что наше подключение в данной ситуации может в ряде случаев сыграть негативную роль. Всем известно, как сейчас относятся к России на Западе, в Европе. Это не наши граждане, опять же – у нас нет даже формального повода за них вступаться. И наша вовлеченность в эту ситуацию может, наоборот, усугубить ее, осложнить дальнейшую судьбу этих людей на Украине. Потому что в глазах киевского режима на них будет определенное «ярмо» о том, что человек сотрудничал с Россией.
Например, год назад, как только мы провели наше неформальное заседание Совета Безопасности на эту тему, была следующая ситуация: после того, как мы опубликовали доступную в соцсетях информацию о том, что португальские власти удерживают детей, португальцы были настолько ошеломлены, что с ходу выдали детей одной украинской гражданке. Она, молодец, взяла этих детей и чуть ли не автостопом уехала на Украину – в нарушение предписания португальского суда. Совершенно очевидно, что это произошло из-за того, что мы подняли эту публичную волну.
Но мы сделали это не для того, чтобы заработать на этом очки. А женщина эта, приехав на Украину и, видимо, осознав, что произошло это далеко не без нашей помощи, столкнулась с давлением и дала несколько интервью, где категорически отрицала нашу какую-либо вовлеченность, говорила, что это само собой произошло, и что она ни с кем не сотрудничала. Даже критиковала нас за то, что мы использовали на мероприятии ее историю. Мы все это прекрасно понимаем, я никаких обид на нее не держу, даже если она какие-то нехорошие слова могла сказать по нам и методичку украинскую отработала на счет «агрессии и оккупации». Мне главное, что она сумела вернуть детей. И такие случаи были еще. Но еще раз говорю: может быть потом, когда все это закончится и пыль осядет, люди на Украине смогут говорить более откровенно, не боясь репрессий.
Не хочу преувеличивать то, что нам удается сделать. Не говорю, что – мы единственная инстанция, которая этим занимается. Но по факту украинские загранучреждения, к которым украинские беженцы обращаются, просто разводят руками и чаще всего говорят: даже не обращайтесь к нам, потому что у нас связаны руки, мы не можем поднимать эти неудобные сюжеты в разговоре с теми странами, которые нам помогают. На этом возможности правовой защиты у многих из этих людей исчерпываются. И вот тогда они пытаются обратиться и к нам, и в какие-то другие инстанции. Мы далеко не единственные, кто играет здесь какую-то роль.
Я знаю, что российские и даже европейские НПО в ряде случаев подхватывают эту тему. Вижу, что уже есть определенный резонанс. Я считаю, что это очень правильно. Важно просто, чтобы эту проблему не заретушевывали. Он очень серьезная и она сохраняется. Она сохраняется, прежде всего, для детей украинских беженцев, но она есть и для детей других беженцев, которые приезжают в Евросоюз и Великобританию и которые становятся абсолютно бесправными. Думаю, что эта проблема заслуживает рассмотрения даже вне контекста украинского кризиса.
Вопрос: Глава МИД РФ Сергей Лавров сказал, что России нечего обсуждать с США в сфере стратегической стабильности, пока Штаты не откажутся от антироссийского курса. Значит ли это, что пока конфликт на Украине не закончится, диалога по ДСНВ-3 не будет?
Ответ: Американцы последовательно и целенаправленно разваливали всю систему договоренностей по стратстабильности, выходя из одного договора, потом – другого, всячески подрывая доверие, которое между нами, если и существовало, то в определенных моментах.
А сейчас они пытаются из всего этого огромного массива проблем, которые существуют, выделить точечные аспекты, интересующие конкретно их, например, вопрос с инспекциями. Все остальное они пытаются оставить за скобками. Но так это не работает. Естественно, нужно восстанавливать всю эту систему, надо понимать, зачем мы это делаем, что у нас на горизонте, какие цели это движение перед собой ставит. Без этого двигаться только в том направлении, в котором хотят Соединенные Штаты по тем или иным причинам, никто не будет.
Так что этот вопрос комплексный. До возобновления значимого и субстантивного диалога еще очень далеко.
Вопрос: Вы не так давно сказали, что встречались с главой МАГАТЭ Рафаэлем Гросси. Считает ли он, что Киев выполняет все пять принципов безопасности Запорожской АЭС, предложенные им год назад в Совбезе?
Ответ: МАГАТЭ, к сожалению, по-прежнему уходит от совершенно очевидной констатации того, кто, прежде всего, подвергает опасности эту станцию. Потому что очевидно, что украинские провокации, обстрелы создают непосредственную угрозу, и они нарушают эти пять принципов, которые сформулировал Рафаэль Гросси.
Эти принципы, кстати сказать, его личная инициатива. Они никак не утверждены Совбезом, и никто никаких обязательств по ним не имеет. Это чисто его порыв. Он попытался сформулировать, как ему видятся условия для того, чтобы не возникло серьезных проблем вокруг ЗАЭС. Но игнорирование того факта, что обстрелы и провокации совершает украинская сторона, особенно в условиях, когда тот же Буданов, если мне не изменяет память, признавался в этом в открытую, говоря о том, что они планировали и осуществляли и, «к сожалению, не получилось у них» захвата ЗАЭС и высадки там диверсионных групп… ну, это же прямое нарушение и пяти принципов, и вообще чего угодно.
МАГАТЭ здесь, к сожалению, не договаривает и не хочет расставлять все точки над i. Это их выбор. Мы в любом случае, в том числе в разговоре с Рафаэлем Гросси, недвусмысленно указываем на то, как мы видим ситуацию и причины того, что ситуация вокруг ЗАЭС по-прежнему несет в себе риски эскалации. Для нас абсолютно очевидно, что надо сделать, но многие вещи находятся вне мандата МАГАТЭ, и мы к этому относимся с пониманием. В целом же у нас вполне удовлетворительный уважительный диалог с МАГАТЭ. Он проходит в первую очередь в Вене.
Вопрос: Издание Politico сообщило, что в 13-й пакет санкций ЕС могут войти ограничения на перемещения российских дипломатов страной, в которой они аккредитованы. Насколько это повредит деятельности российских дипломатов?
Ответ: Мне сложно оценить. Это, конечно же, дискриминационная мера, которая касается свободы передвижения, она противоречит принципам Шенгенской зоны. Кроме того, понятно, что в случае её реализации последует ответ с нашей стороны.
Предполагаю, что в ряде случаев это может выглядеть дискриминационно. Например, есть двусторонние посольства, где, наверное, это не критично. А есть, скажем, Постпредство при ОБСЕ, сотрудникам которого, как и их европейским коллегам, часто приходится ездить по каким-то другим европейским точкам по делам ОБСЕ. Как в этом случае это будет выглядеть? Нужно ли им будет каждый раз запрашивать визу, чтобы это сделать и сталкиваться при этом с проблемами, или же все-таки для таких случаев будут сделаны исключения?
В любом случае уже ясно, что Евросоюзу стало очень сложно изобрести какие-то новые санкции, вот и звучат подобные нелепые идеи «отыграться» на дипломатах. Кстати сказать, Вы задаете этот вопрос человеку, который вместе со своими коллегами привязан к 25-мильной зоне и не может выезжать за ее пределы. Зона в 25 миль намного меньше большинства европейских государств. Поэтому, несмотря на имеющиеся обязательства по Соглашению о пребывании Центральных органов ООН, мы здесь давно уже в полной мере ощутили ограничения свободы передвижения. Но ни на меня, ни на моих коллег это не действует, и мы продолжаем добросовестно выполнять свою работу.
