Постоянное представительство Российской Федерации при ООН

Постоянное представительство Российской Федерации при ООН

Ответы на вопросы российских СМИ Постоянного представителя Российской Федерации при ООН В.А.Небензи

Вопрос: Каковы Ваши первые впечатления от работы в ООН? Как вы пришли в Совбез, с кем из коллег уже были формальные/неформальные встречи, как вас приняли и вообще насколько важно неформальное общение для пятнадцати членов Совбеза и решения самых насущных задач?

Ответ: Приняли меня коллеги хорошо, по-дружески. Всячески поддерживали. В принципе, это традиция в ООН, а в Совете Безопасности она даже больше проявляется, потому что мы очень часто встречаемся, постоянно общаемся. По сути, это такой «клуб друзей».  Естественно, у нас не всегда совпадают позиции, между нами возникают противоречия и даже острая полемика в ходе заседаний СБ, но «за стенами» или просто в кулуарах мы все поддерживаем друг с другом хорошие, я бы сказал товарищеские отношения. Я, конечно же, уже со всеми в СБ познакомился и вообще старался максимально использовать этот период до начала сегмента высокого уровня Генассамблеи для того, чтобы повстречаться со своими коллегами из государств-членов и в Секретариате. Всех мне охватить не удалось, потому что их больше, чем дней в месяце, но с большинством я уже знаком. Говорят, что здесь август – это сезон затишья. Для меня он таковым не был. Это «затишье», наоборот, помогло мне «влиться» в этот коллектив.

Вопрос: Россия и Америка являются ключевыми игроками, участниками Совета Безопасности ООН. Сказывается ли нервозность, охлаждение в российско-американских отношениях на вашей работе, ощущает ли это похолодание Организация Объединенных Наций?

Ответ: Я уже говорил в предыдущих интервью, что отношения между нашими странами находятся на непозволительно низком уровне. Это, безусловно, негативно сказывается на международной обстановке, потому что и другие наши партнеры учитывают этот фактор. Они очно и заочно призывают нас к тому, чтобы мы, наконец, наладили свои отношения. Это будет на пользу не только нам, но и всему миру. Не буду сейчас рассказывать вам про генезис проблем, да и вы и так все знаете – мы это неоднократно излагали. Но, что касается наших отношений с американцами на площадке ООН и, в частности, в Совете Безопасности, они очень деловые. Так было всегда и так продолжается.

Более того, сейчас СБ ООН, к счастью, точнее в нынешнем контексте – к сожалению, одна из немногих площадок, на которой мы вообще сотрудничаем с США. Мы это делаем  не для того чтобы показать, что между нами происходит что-то позитивное, а потому что наше сотрудничество, в частности в рамках ООН, очень важно для всего мира и оно необходимо. Мне задавали вопросы о том, скажется ли нынешнее ухудшение отношений на сотрудничестве между нашими странами на площадке ООН. Я отвечаю, что мы выше сведения счетов и не хотим никому что-то показывать и доказывать или, скажем, обижаться и проецировать наши двусторонние отношения на решение гораздо более важных для мира и безопасности вопросов.

Вопрос: Отражается ли нынешняя ситуация в двусторонних отношениях Росси и США на выдаче виз сотрудникам Постпредства и российской делегации на 72-й сессии Генеральной Ассамблеи?

Ответ: У нас всегда бы ли какие-то проблемы, на рабочем уровне, с выдачей виз. Кто-то получал визу в последний момент. Я не могу сказать, что это как-то глобально отразилось, но бывают случаи, когда человек улетает в командировку завтра, а у него еще нет визы. Кстати, ровно такая же история была со мной год назад, когда я сюда летел в командировку еще из Москвы. Американское посольство в Москве выдало мне визу чуть ли не в день отъезда.

Вопрос: А сотрудникам делегации как?

Ответ: Я знаю, что у нескольких сотрудников делегации по состоянию на вчера, еще не было виз. Не знаю, как сейчас. Надеюсь, что есть.

Вопрос: Если уж мы заговорили про Генеральную Ассамблею. Как вы готовитесь? Планируются ли двусторонние встречи у главы российской делегации, у Министра Лаврова. И может быть какие-то постпредства к вам уже обращались с вопросом проработать такие встречи. Те же самые американцы.

Ответ: Традиционно в ходе сегмента высокого уровня Генассамблеи проходит огромное – не побоюсь этого слова ‑ количество двусторонних встреч нашего Министра со своими коллегами. Он всегда использует эту возможность. Помимо этого еще есть и многосторонние форматы встреч, а также его участие в заседаниях в ходе Генассамблеи.

Вопрос: Запланированы ли встречи с Тиллерсоном? Каков их формат?

Ответ: В любом случае они будут пересекаться на Генассамблее в разных форматах. Будет и встреча членов Совета Безопасности с Генеральным Секретарем – это традиционное мероприятие, где, так полагаю, и Госсекретарь США будет участвовать. Я думаю, что и двусторонняя встреча будет. На сегодняшний день мы пока не располагаем информацией о том, когда она состоится.

Вопрос: В какой-нибудь обозримой перспективе возможно обсуждение вопроса инициативы об отправке на Украину миротворческого контингента ООН? Как вы вообще к этому отнесетесь?

Ответ: Мы слышим об этом разговоры. О некоей миротворческой операции под эгидой ООН на Донбассе наши коллеги из Киева упоминали не раз. Не так давно Президент Украины П.А.Порошенко говорил о том, что он будет ставить вопрос в ходе Генассамблеи. Будет, не будет – посмотрим. На сегодняшний день у нас есть только два формата, на которых обсуждается урегулирование на Украине – это «Нормандский формат» и Контактная группа. Все это запущено, как вы знаете, на основе резолюции Совета Безопасности, которая одобрила Минские соглашения 2015 года. И, собственно, других форматов для урегулирования украинского кризиса сейчас не существует. Не очень понимаю, в чем смысл миротворческой операции ООН для Киева. Какие дивиденды это ему принесет, если она, предположим, гипотетически будет реализована. Более того, у меня есть основания полагать, что это не должно быть очень выгодно для самой украинской стороны. Может быть, это больше рассчитано на внутренние потребление и похоже на отвлекающий маневр украинских властей, в том числе и потому, что мы прекрасно знаем, кто саботирует Минские соглашения. Это такая попытка создать видимость мыслительного процесса по поводу нового формата, одновременно продолжая не выполнять четко обозначенный план урегулирования, который зафиксирован в Минских соглашениях.

Вопрос: А если мы говорим об актуальных вопросах повестки дня сейчас в Совбезе – это Северная Корея. Как я понимаю, сейчас идет работа над новым проектом резолюции по возможным новым санкциям. Какая позиция у Вас? Япония очень рассчитывает на это. Великобритания хочет ограничить работу корейских граждан и т.д. Какова позиция России в отношении новых санкций? Какие наши будут дальнейшие шаги?

Ответ: Вы знаете, что 5 августа Совет Безопасности единогласно принял резолюцию 2371, которая уже ввела значительный пакет санкционных мер в отношении Корейской Народно-Демократической Республики в связи с испытаниями баллистических ракет, которые они предприняли в нарушение предыдущих резолюций Совета Безопасности. Мы поддержали эту резолюцию, потому что мы также считаем эти испытания незаконными, и считаем, что они должны прекратиться. Эта резолюция была принята меньше месяца назад. Она еще толком не заработала, а мы уже снова говорим о введении нового санкционного пакета. Более того, 29 августа, буквально три дня назад, Совет Безопасности принял заявление Председателя по поводу последних северокорейских испытаний и, в частности, испытаний ракет средней дальности, которые пролетели над территорией Японии. Там о санкциях ‑ несмотря на то, что там содержится осуждение этих испытаний – нет упоминания. Более того, мы и наши китайские коллеги настояли, чтобы туда было внесено очень важное положение о том, что мы должны стремиться, ‑ и это поддержали все члены Совета Безопасности ‑ к скорейшему поиску путей мирного решения проблем Корейского полуострова политико-дипломатическими методами. Мы уже говорили и продолжаем говорить о том, что санкционный ресурс давления на Пхеньян, в общем-то, исчерпан. Более того, мы видим, что он , по сути своей, не работает. 5 августа мы приняли резолюцию, но не прошло и месяца, как КНДР провела очередные испытания, показывая этим, что она игнорирует сигнал, который ей послал Совет Безопасности. Все сходятся в том, что эта проблема не имеет военного решения. Это имело бы катастрофические последствия для Корейского полуострова. Пострадала бы не только КНДР, но и их ближайшие соседи: Южная Корея, Япония. Не будем забывать, что и наша страна, и Китай тоже граничат с КНДР. Военного решения не хочет никто. Другое дело, что никто не может предложить и выхода. В любом случае, вовлекать КНДР в политическое урегулирование необходимо. На сегодняшний день у нас на столе только один политико-дипломатический пакет мер, предложенный в совместном заявлении министров иностранных дел Росси и Китая от 4 июля, который подразумевает «дорожную карту» движения к урегулированию. Кроме того, мы говорим о том, что для надежных гарантий безопасности в регионе необходимо создать всеобъемлющую архитектуру безопасности в СВА. Все мои коллеги в СБ говорят о необходимости поиска стратегии урегулирования, но пока кроме упомянутого мной российско-китайского предложения у нас на столе ничего нет. Будем заниматься этим дальше, исключая военную опцию и имея в виду то, что санкции в этом вопросе нам вряд ли помогут.

Вопрос: Возможно ли возобновление «шестистороннего» формата?

Ответ: Нам бы этого, конечно же, хотелось. Но сегодня мы пока еще до этого не дошли.

Вопрос: Тем не менее, на данный момент получается так, что единственный ответ Совбеза на какие-либо действия КНДР это заявления или очередная санкционная резолюция. Есть ли какой-то план «Б»? Альтернативный подход к ситуации? Можно ли в этом качестве рассматривать совместное предложение России и Китая?

Ответ: Вы сами ответили на свой вопрос, собственно говоря задав его. Действительно, кроме нашего с китайцами совместного предложения из политико-дипломатического арсенала у нас на столе ничего нет. Мы бы приветствовали любые другие предложения и мы продолжаем работать над тем, чтобы вместе с китайскими друзьями, японскими и американскими коллегами и другими выработать что-то, что могло бы дать некий ориентир того, как вовлечь заинтересованные стороны сначала в переговоры, а в конечном итоге в политико-дипломатическое урегулирование этой проблемы.

Вопрос: Могут ли Россия и Китай настаивать на том, чтобы этой инициативе был придан статус резолюции? То есть довести российско-китайскую инициативу до резолюции, которая будет принята и даст тот самый ориентир для дальнейшего движения?

Ответ: Конечно, нам бы хотелось, чтобы Совет Безопасности принял резолюцию по КНДР, которая давала бы ориентиры того, как этот кризис будет решаться. Такая резолюция должна вести к таким шагам, которые бы усадили стороны за стол переговоров.

Вопрос: Обсуждался ли во время закрытых консультаций вопрос расширения санкций? США, Япония поднимали этот вопрос?

Ответ: Скажем так, эта тема звучала в качестве пищи для размышлений. Предложений немедленно принять дополнительный пакет мер не было. Некоторые страны задавались вопросом о том, не стоило ли бы принять дополнительные санкции, чтобы ограничить ядерную программу КНДР. Но заявление Председателя и резолюция Совета Безопасности – это два разных формата. Тема возникала, но широкого обсуждения она не получила. Кроме того, и мы, и наши китайские коллеги, да и другие члены СБ говорили о том, что идти путем дальнейших санкций, похоже, уже бесперспективно.

Вопрос: Возглавляемая Вами дипломатическая миссия России фактически представляет интересы нашей страны при ООН, но находится на территории США. Есть ли реальная, мнимая или любая другая угроза, что в продолжающейся, к сожалению, дипломатической войне между США и Россией произойдет отъем или замораживание собственности, которая принадлежит именно Постпредству России при ООН?

Ответ: Миссия России при ООН не занимается вопросами двустороннего сотрудничества с США. Поэтому я бы не стал нас вписывать в то, что у нас происходит сейчас на двустороннем треке.

Вопрос: Может показаться, что тема разоружения в ООН на данный момент потеряла актуальность. Какова наша позиция по ДЗЯО?

Ответ: Я бы не сказал, что тема разоружения отошла на второй план. Кстати, именно мы вместе с американцами за последние 30 лет добились немалого. Возьмите хотя бы договор по СНВ, который выполняется. К 2018 году мы достигнем предусмотренных в этом договоре уровней сокращений. Конечно, наверно, в области разоружения можно было сделать и еще больше. Есть и другие ядерные державы, помимо России и США, потенциалы которых было бы правильнее зачитывать вместе с американским, потому что это обобщенный потенциал НАТО. Но я не стал бы говорить, что у нас тупик в сфере, прежде всего, ядерного разоружения. Это не так, конечно.

Что же касается упомянутого Вами ДЗЯО и его подписания, то не секрет, что мы относимся к этому скептически, потому что у нас есть другой не менее важный договор – Договор о нераспространении ядерного оружия. Тот договор, который будет открыт к подписанию в сентябре, на наш взгляд, ему противоречит. Более того, цель всеобщего ядерного разоружения, конечно, благородная, но на данном этапе недостижимая. И, самое главное, те, кто добивается полного ядерного разоружения не учитывают массу других факторов, которые влияют на стратегическую стабильность в мире. Потому что в мире существует не только ядерное оружие. Существует смертоносное оружие в неядерном исполнении. Невозможно осуществить полное ядерное разоружение в отрыве от всего комплекса вопросов стратегической стабильности.

Вопрос: На данный момент и с российской стороны, и со стороны международной коалиции (то есть США), и со стороны сирийского правительства звучат достаточно благоприятные оценки успехов наземной операции в разных частях Сирии против террористов. Как на все это реагирует Совет Безопасности? Совбез ждет каких-то конкретных побед «на земле», после чего вернуться к политико-дипломатическому урегулированию, потому что за последние пару месяцев не слышно традиционных призывов западных стран к свержению или обязательному уходу Б.Асада. В какой атмосфере по Сирии сейчас Вы работаете?

Ответ: Я начал работу в той атмосфере, которая сложилась к сегодняшнему дню. Действительно, обстановка в Сирии улучшается. Это очевидно. В Сирии сокращается ареал присутствия террористических группировок. Созданы уже три зоны деэскалации, которые работают Это признается всеми нашими партнерами. Есть проблемы, но они решаются в рабочем порядке.

Продолжается работа по созданию четвертой зоны деэскалации в Идлибе. Идут процессы локального замирения. Конечно, не признавать того, что в Сирии «на земле» происходят позитивные изменения, уже невозможно. Все страны, в том числе и те, которые нам оппонировали часто на грани, а иногда и за гранью фола, не могут не признать, что эти позитивные сдвиги в области стабилизации в Сирии связаны с соответствующими усилиями России. Это действительно так. Это касается и ситуации в области борьбы с терроризмом и создания зон безопасности и ситуации с обеспечением условий для доставки гуманитарной помощи нуждающемуся населению. Это подтверждается на встречах и в СБ ООН, и в Женеве, где заседают целевые группы по прекращению огня и гуманитарным вопросам.

Даже те, кто еще недавно нас отчаянно критиковал, сегодня, скрепя сердце, вынуждены признавать, что ситуация улучшается. Мы уже видим горизонт политического урегулирования на основе резолюции 2254 Совета Безопасности ООН. Процесс этот очень непростой. Помимо глубоких противоречий между правительством и сирийской оппозицией, существуют еще и очень серьезные противоречия внутри различных групп сирийской оппозиции. Но сейчас идет процесс (надеюсь, он завершится успешно) объединения сирийской оппозиции, чтобы она с единых позиций говорила с правительством Сирии на переговорах в Женеве под эгидой Спецпосланника С.де Мистуры. Другой трек ‑ Астанинский процесс, который закрепляет перемирие на местах, от чего реально происходит улучшение обстановки на территории САР. С.де Мистура несколько дней назад выступал перед нами на заседании Совета Безопасности, где мы обсуждали политическую и гуманитарную обстановку в Сирии. В октябре он планирует созвать очередное заседание Женевской группы. Возможно, что-то по Сирии будет и в сентябре во время Генассамблеи. Процесс идет и вызывает у нас надежду на то, что мы в обозримом будущем станем на твердый путь политического урегулирования.

Вопрос: Считаете ли Вы, что именно успехи в разных частях Сирии, проводимые все-таки разными силами, здесь, у США с Россией в том же самом Совбезе неоднократно имели совместные дуэли по этому вопросу, что есть все-таки пространство для начала политического процесса (Вы говорите, что виден уже горизонт политического урегулирования). То есть Совбез ждет, когда Сирия будет уже полностью освобождена от террористов или когда будет хоть какая-то степень уверенности в том, что «на земле» будет достаточно безопасная ситуация? Я имею в виду необходимость придать те самые импульсы, чтобы американская сторона повлияла на оппозицию, чтобы Россия повлияла на правительство, чтобы стороны переговоров, когда встречаются в Женеве, не проводили достаточно безрезультатные раунды, а все-таки имели уже какой-то результат и конкретные договоренности.

Ответ: Каждая сторона должна выполнять свою часть работы. Мы со своей стороны это делаем. Усилия эти, как я сказал, оцениваются достаточно высоко. Это признают наши ооновские партнеры, это признают не только наши союзники, но и те, кто нам по сирийскому вопросу оппонируют. Политический процесс урегулирования достаточно сложный, как я говорил. Не менее, чем замирения «на земле». Но никто одновременно не отменял борьбу с террористами в Сирии, она продолжается. Несомненно, зоны присутствия ИГИЛ и других террористических группировок в Сирии сократились, но эта борьба еще не завершена. Мы реалистично смотрим на то, что здесь происходит. Понимаем, что борьбу с террористами необходимо продолжать и завершить. В Сирии мы хотим одного ‑ политического урегулирования, чтобы сирийцы сами решили свою судьбу, хотим сохранения сирийской государственности.

Вопрос: Президент США Д.Трамп недавно заявил, что полномочия американских военных в Афганистане будут расширены для борьбы с террористами. И сегодня он поставил свою подпись под документом о направлении дополнительных военных в эту страну. Как Вы считаете, способствует ли это разрешению ситуации в Афганистане, борьбе с ИГИЛ и свержению талибов?

Ответ: Мы знаем, что США приняли новую, давно ожидаемую стратегию по Афганистану, которая, в частности, подразумевает увеличение численности контингента американских военнослужащих. Конечно, надо эту стратегию досконально оценить. Но Вы, наверное, слышали, что в Москве довольно критически  ее восприняли содержание, потому что справедливо полагают, что силовым путем афганскую проблему не решить, что все-таки в ней в значительной степени отсутствует политическая составляющая урегулирования в этой многострадальной стране. Там не учитывается такой важный и тревожный фактор, как рост влияния и численности ИГИЛ в Афганистане. Нет там ничего и о такой серьезной проблеме, которая непосредственно затрагивает и нас, как наркопроизводство в этой стране и наркотрафик. Недостаточно сказано о консолидации усилий всех сторон и региональных игроков. Самое важное ‑ это политический процесс. Собственно, как и везде. Чего и какими методами хотят добиться в Афганистане американцы, требует обсуждения. Хорошо бы по этому вопросу провести серьезные осмысленные консультации. Афганистан – это такая страна, где никто никогда военным путем победы не добивался. Мы знаем это из своего опыта. Известно, что в Афганистане присутствовал и гораздо больший американский контингент. Результата, который ставился перед ним добиться тоже не удалось.

Проблемы Афганистана, безусловно, надо решать. Для нас этот вопрос очень важен. Страна находится совсем близко от нас и граничит с нашими соседями и союзниками в Центральной Азии. Их ситуация там также тревожит, особенно рост численности и влияния ИГИЛ.