Постоянное представительство Российской Федерации при ООН

Постоянное представительство Российской Федерации при ООН

Брифинг директора департамента по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями МИД России М.И.Ульянова на полях 72-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН на тему: «Сирийское химическое досье: российский взгляд»

Уважаемые коллеги,

Мы проводим данный брифинг в соответствии с предложением ряда государств – членов Совета Безопасности ООН, по мнению которых российская точка зрения по сирийскому химическому досье может представлять определенный интерес для других делегаций, в т.ч. придерживающихся противоположных взглядов. Мы охотно откликнулись на эту рекомендацию, поскольку вокруг «химдосье» в целом и российских подходов, в частности, циркулирует немало спекуляций, а брифинг позволяет всем заинтересованным партнерам получить от нас информацию «из первых рук».

Начнем с того, что повторяющиеся случаи применения химических веществ в качестве оружия стали новым и крайне опасным явлением последних лет. Пока это происходит преимущественно в Сирии и в несколько меньшей степени в Ираке. Но есть реальная угроза того, что применение химоружия террористическими группировками выплеснется за пределы этих государств и даже всего ближневосточного региона.

Напомню, что первый или один из первых случаев применения химоружия имел место в сирийском населенном пункте Хан-аль-Асаль в марте 2013 года. Тогда боевики одной из оппозиционных группировок использовали зарин против сирийских военнослужащих и гражданских лиц. Потом подобные инциденты повторялись многократно.

Разумеется, это потребовало реакции со стороны как ОЗХО, так и Совета Безопасности ООН.

В мае 2014 года руководство Технического секретариата ОЗХО и Дамаск достигли договоренности в форме обмена письмами о создании Миссии по установлению фактов (МУФС). В этой договоренности были четко прописаны задачи, сфера компетенции и методы работы новой структуры.

Поскольку мандат МУФС не предполагает установления виновных в совершении химических преступлений, чуть позже, летом 2015 года, Совет Безопасности ООН учредил Совместный механизм расследования ОЗХО-ООН (СМР), который и был призван устранить этот пробел. Россия приняла самое активное участие в согласовании его мандата и поддержала создание Механизма.

Такое решение было продиктовано тем, что мы самым решительным образом осуждаем преступления с применением химического оружия, кем бы и где бы они не совершались. Считаем необходимым в каждом конкретном случае добиваться установления виновных и привлечения их к ответственности. Ожидали, что создание МУФС и СМР реально поможет достижению этих целей. Что для этого требовалось? Во-первых, неукоснительное выполнение мандатов этих двух структур не избирательно, а в полном объеме. Во-вторых, использование всей совокупности средств и методов расследования. Ориентиром являются те высокие стандарты, которые прописаны в Конвенции о запрещении химического оружия (КЗХО). Это предполагает прежде всего сбор доказательств, отбор проб и опрос свидетелей непосредственно на месте преступления. В-третьих, необходимы абсолютная беспристрастность и понимание высочайшей ответственности за результаты расследования.

К сожалению, как выяснилось со временем, с реализацией всех трех этих предпосылок к установлению истины существуют серьезные проблемы. Но прежде чем привести конкретные примеры, подтверждающие этот вывод, хочу подчеркнуть, что мы, разумеется, отдаем себе отчет в том, что и МУФС, и СМР работают в исключительно сложных условиях, когда в Сирии идут активные военные действия. Кроме того, дает о себе знать запредельная политизация «сирийского химического досье» на международной арене. Как следствие, в ОЗХО, где много лет все решения принимались исключительно консенсусом, произошел глубокий раскол. В результате политизации в отношении Сирии практически перестал действовать принцип презумпции невиновности. Как только в этой стране происходит химический инцидент, на международной арене сразу же раздается мощный хор голосов, обвиняющих Дамаск в совершении преступления еще до того, как началось расследование. Так было в августе-сентябре 2013 года после событий в Восточной Гуте. То же самое повторилось в апреле с.г. после событий в Хан-Шейхуне. Причем в последнем случае Дамаск не только сразу был «назначен» виновным, но и был «наказан» путем массированного ракетного обстрела авиабазы «Шайрат», где якобы хранилось примененное в Хан-Шейхуне химическое оружие. Все это напоминает «плохое дежавю» - повторение памятной истории с «оружием массового уничтожения Саддама Хусейна». Видимо, не все государства способны извлечь уроки из той позорной истории и предпочитают идти по проторенному пути, даже не пытаясь проявить смекалку и изобрести что-то посвежее.

Разумеется, ненормальная политическая атмосфера вокруг «сирийского химического досье» объективно довлеет над МУФС и СМР и по сути превращается в средство давления на них. Для того, чтобы поставить под сомнение или опровергнуть уже вынесенный влиятельными странами вердикт, даже при наличии весомых оснований нужны подлинная независимость и немалое профессиональное мужество.

 Тем не менее, эти трудности не могут служить оправданием для отхода от тех трех базовых условий проведения объективного и профессионального расследования, о которых я уже говорил. Возьмем, к примеру, вопрос о неукоснительном следовании мандату. В соответствии с обменными письмами между ОЗХО и Дамаском, решениями Исполнительного совета ОЗХО от 4 февраля и 23 ноября 2015 года, а также пунктом 5 резолюции 2209 Совета Безопасности ООН задача МУФС заключается в «изучении всей доступной информации относительно предположений о применении химического оружия в Сирии». Между тем, сама МУФС сейчас утверждает, что ее задача якобы заключается исключительно в установлении того, применялось ли химическое оружие или нет. Такой зауженный подход, который Миссия определила для самой себя вразрез со своим мандатом, как бы освобождает ее от необходимости сбора и изучения всей доступной информации и установления всех относящихся к делу фактов. В результате доклады МУФС не могут служить полноценным подспорьем для дальнейшей деятельности СМР по установлению виновных.

Другой пример. Вопреки высоким стандартам проведения расследования, зафиксированных в том числе в Конвенции о запрещении химического оружия, специалисты МУФС и СМР никогда не выезжают к месту химического инцидента, предпочитают вести расследование дистанционно – в гаагских и нью-йоркских офисах или в лучшем случае на территории одной из соседних с Сирией стран. Причем под это подводится концептуальная база в виде все чаще звучащих утверждений о том, что современные технические средства вполне позволяют провести полноценное расследование на значительном расстоянии от места происшествия. И это говорится вполне всерьез. Вы можете себе представить, коллеги, чтобы какой-либо уголовный суд принял к рассмотрению дело, которое полицейские сочли целесообразным расследовать исключительно дистанционно, не обременяя себя выездом на место происшествия? Комментарии, думаю, излишни.

Что касается объективности и беспристрастности, то в деятельности международных структур они, как известно, во многом обеспечиваются путем набора персонала от различных стран и регионов. В пункте 12 мандата МУФС четко зафиксировано, что состав Миссии должен быть сбалансированным. В Уставе ООН (статья 101), КЗХО и приложениях к ней, касающихся верификации, со всей определенностью говорится о необходимости набора международного персонала на как можно более широкой географической основе. Как же на самом деле обстоит с этим дело в МУФС? Состав Миссии держится в секрете, но нам удалось выяснить, что по состоянию на апрель с.г. она почти целиком состояла из представителей западной группы государств. Что, в других регионах не нашлось хороших специалистов? Более того, во главе обоих сегментов МУФС почему-то оказались граждане Великобритании. Вполне допускаем, что эти лица являются блестящими профессионалами, но полное доминирование британских представителей в руководстве МУФС не может не вызывать вопросов, тем более что позицию Соединенного Королевства применительно к сирийскому конфликту трудно назвать беспристрастной. Справедливости ради надо сказать, что после того, как мы публично подняли эту тему в ОЗХО, в состав Миссии были внесены определенные коррективы, но все равно далеко не в той мере, в какой это необходимо.

Еще один пример. Казалось бы, очевидно, что выводы международных структур, занимающихся расследованием, должны быть безупречными, доказательными и абсолютно убедительными. В реальности же дело с этим обстоит подчас очень плохо. Например, в четвертом докладе СМР, вышедшем осенью прошлого года, утверждалось, что в трех случаях в применении химоружия виновен Дамаск. Один из этих трех эпизодов связан с совершенно фантастическим сценарием. Якобы в 2015 году в районе г.Сармин с вертолета правительственных сил Сирии с большой высоты в ночное время была сброшена бочка с хлором, которая попала точно в вентиляционную шахту жилого дома почти такого же диаметра. В докладе признается, что это «звучит невероятно», но, тем не менее, ответственность вопреки здравому смыслу и законам баллистики была возложена на правительство Сирии. Воспринимать всерьез такой вывод СМР совершенно невозможно. Это выглядит как весьма неудачная шутка или даже насмешка над проведением профессионального расследования. Однако выводы Механизма активно тиражируются, в т.ч. в проекте резолюции по КЗХО на нынешней сессии ГА ООН.

Весьма наглядно серьезные недостатки в деятельности МУФС проявились в ходе расследования резонансного химического инцидента в Хан-Шейхуне. Если отбросить второстепенные моменты, то можно назвать четыре главных недоработки.

Во-первых, Миссия с самого начала демонстрировала упорное нежелание посетить место инцидента. В оправдание приводились ссылки на отсутствие надлежащих условий безопасности. Как выяснилось на прошлой неделе, в действительности Департаменту безопасности Секретариата ООН удалось добиться от полевых командиров, контролирующих район Хан-Шейхун, гарантий безопасного доступа к месту происшествия. Однако МУФС не проявила готовности этим воспользоваться, отдав, как обычно, предпочтение осуществлению следственных действий на территории соседней с Сирией страны. Считаем этот факт просто вопиющим и свидетельствующим о том, что вместо серьезного расследования МУФС занималась его имитацией.

Во-вторых, отказавшись от посещения Хан-Шейхуна, Миссия не соблюла необходимую последовательность действий по обеспечению сохранности доказательств, т.е. был нарушен базовый принцип расследования, известный как «chain of custody». Образцы биомедицинских проб и проб окружающей среды были получены МУФС не на месте инцидента, как положено, а на территории другой страны и из рук оппозиционных группировок, враждебно настроенных по отношению к Дамаску. В результате нет уверенности в том, что эти образцы действительно были отобраны в Хан-Шейхуне, а не в другом пункте на территории Сирии или даже какой-то другой страны. То же самое относится и к мертвым птицам, которые якобы погибли от зарина, и телам умерших, а также к пострадавшим, но оставшимся в живых. Уверенности в том, что эти люди в действительности находились утром 4 апреля в Хан-Шейхуне, тоже нет. Согласиться с тем, что в Хан-Шейхуне действительно был применен зарин, мы смогли только после того, как сирийские власти с риском для жизни своих сторонников сумели отобрать пробы на месте происшествия и провести их независимый анализ, подтвердивший наличие следов зарина.

В-третьих, доклад не содержит какой-либо информации о том, каким образом был применен зарин. В нем лишь говорится, что Миссия ОЗХО была не в состоянии прийти к твердому заключению по данному вопросу. И это несмотря на то, что именно данный аспект является ключевым для установления истины.

В-четвертых, фундаментальным недостатком расследования стало то, что МУФС категорически отказалась посетить авиабазу «Шайрат», где якобы хранился примененный в Хан-Шейхуне зарин. И это несмотря на настойчивые приглашения сирийских властей, обязавшихся обеспечить свободный и безопасный доступ международного персонала на этот объект. Данный отказ вступает в прямое противоречие с пунктом 12 мандата МУФС и объяснению не поддается. Ведь если есть подозрение на то, что на авиабазе хранится зарин, МУФС должна была не уклоняться, а, напротив, настаивать на посещении этого объекта с тем, чтобы уличить Дамаск в нарушении КЗХО и предотвратить новые случаи применения зарина. Фактически Миссия продемонстрировала нежелание установить все относящиеся к делу факты, как это предписано ее мандатом.

Таким образом, доклад МУФС вопреки ожиданиям в силу своего невысокого качества не смог стать полезным подспорьем для работы СМР, взявшего это дело в свое производство. Механизму предстоит не только перепроверить представленные МУФС данные, но и собрать самостоятельно необходимые дополнительные сведения, упущенные МУФС, как это предусмотрено в мандате СМР. Доклад Механизма по итогам расследования инцидента в Хан-Шейхуне ожидается 26 октября. Внимательнейшим образом его проанализируем на предмет качества проведенной работы, тем более что в ноябре СБ ООН придется определяться в отношении целесообразности дальнейшего продления мандата СМР. На данном этапе настораживает то, что Механизм, как ранее МУФС, долгое время не проявлял ни малейшего интереса к посещению авиабазы Шайрат, хотя такой визит абсолютно необходим для проверки версии о применении в Хан-Шейхуне авиабомбы с зарином. В конце концов СМР все-таки принял решение о посещении авиабазы, но непонятно с какой целью. Задача проверки наличия или отсутствия на авиабазе зарина перед сотрудниками Механизма поставлена не была. Отбирать пробы для последующего анализа персонал СМР не стал, хотя без этого качественное расследование попросту невозможно. Возникает скандальная ситуация. Ряд столиц утверждают, что на авиабазе хранится зарин. Специалисты ОЗХО, по нашим данным готовы осуществить там отбор проб в случае поступления соответствующей команды от руководства СМР. В Дамаске хранится принадлежащее ОЗХО необходимое оборудование. Сирийские власти гарантируют свободный и безопасный доступ на авиабазу. До истечения нынешнего мандата СМР остается больше месяца, в течение которого вполне можно успеть отобрать и проанализировать пробы. Но руководство СМР по непонятным причинам категорически отказывается дать соответствующие инструкции. Боюсь, что это свидетельствует не только о неспособности, но и о нежелании провести по-настоящему качественное расследование. Иначе расценить сложившуюся ситуацию трудно.

Возникает вопрос – так что же на самом деле произошло в Хан-Шейхуне? В отличие от некоторых наших партнеров мы не собираемся безапелляционно навязывать свою точку зрения. Считаем, что СМР должен отработать все версии, включая авиационную. Одновременно ожидаем, что будет тщательно изучена и версия и постановочном характере этого инцидента, к которой, скажу честно, мы все больше и больше склоняемся. В пользу нее говорят, в частности, следующие обстоятельства. Анализ фотографий воронки от взрыва заставляет усомниться в том, что она возникла в результате применения авиабомбы. По оценке российских военных, при применении авиабомбы воронка должна составлять порядка
5-6 метров в диаметре и до 2 метров в глубину. Фото- и видеоматериалы свидетельствуют, что параметры воронки в Хан-Шейхуне значительно меньше - 1-1,5 метра в диаметре и всего лишь до полуметра в глубину. Кроме того, размеры и геометрическая форма воронки, а также направленность закраин асфальтового покрытия по ее периметру не вовне, а вовнутрь образовавшегося от взрыва в почве углубления свидетельствуют о том, что подрыв емкости с зарином был осуществлен непосредственно на земле. Скорее всего, импровизированное взрывное устройство располагалось на ее поверхности, а в емкости было не более 1-2 кг боевого отравляющего вещества.

Против популярной у некоторых наших западных партнеров версии о применении в Хан-Шейхуне авиабомбы, начиненной зарином, свидетельствует и то, что на многочисленных фото- и видеоматериалах с места события каких-либо ее фрагментов не наблюдалось. Зато в воронке от взрыва отчетливо видна сплющенная металлическая труба, ничего общего с авиабомбой не имеющая. Очевидно, что это было важнейшее вещественное доказательство, способное пролить свет на способ применения зарина и помочь установлению виновных. Однако МУФС, охотно принимавшая из рук оппозиционеров тушки мертвых птиц и шкуру козла, даже не озаботилась тем, чтобы затребовать упомянутую трубу для изучения. Где теперь эта труба – остается только догадываться. Причем вооруженные группировки, контролирующие район Хан-Шейхуна, поспешно заасфальтировали воронку, видимо, для того, чтобы скрыть следы совершенного преступления.

Хотел бы рекомендовать вам ознакомиться с аналитическими статьями независимых американских авторов Теодора Постола и Скотта Ритера, которые на основе технических выкладок пришли к небезынтересным выводам, во многом совпадающим и с российскими оценками. Копии статей доступны в этом зале.

Вы видите, что у якобы пострадавших от зарина детей до предела расширены зрачки, тогда как в случае применения зарина они должны были сузиться до размеров точки. Судя по всему, дети, изображенные на фотографиях, на самом деле подверглись воздействию психотропных веществ. Те, кто разместил эти фото в Интернете и спровоцировал тем самым, если верить СМИ, принятие решения о ракетной атаке на авиабазу Шайрат, явно имели слабое представление о последствиях применения зарина. Возникает вопрос, не те ли же самые лица травили детей наркотиками дабы поднять градус эмоций вокруг химинцидента? Как бы то ни было, данная провокация оказалась вполне результативной.

Теперь позвольте продемонстрировать два видеоролика. Вы видите, как сразу после инцидента в работу включается группа спасателей в высококлассных защитных костюмах, хотя рядом находятся и люди в повседневной одежде. Они огораживают место происшествия табличками с предупреждением об опасности, отбирают пробы, собирают тушки мертвых птиц. На вопрос оператора безапелляционно утверждают, что здесь был применен зарин, хотя ОЗХО для установления данного факта потребовалось несколько недель. При этом вокруг мы наблюдаем вполне мирную жизнь: движутся машины и пешеходы, проезжают велосипедисты. Складывается четкое впечатление, что спасатели прибыли на место происшествия еще до того, как это происшествие произошло. В любом случае не может не вызывать удивления оперативность, с которой спасатели в полной экипировке прибыли к месту инцидента. Для небольшого городка
с 40-тысячным населением это как-то необычно.

На втором видеоролике мы видим представителей организации «Белые каски», которые отбирают пробы прямо из воронки, где, вроде бы, должен находиться зарин в высокой концентрации. При этом защитных средств у них нет, за исключением хлопчатобумажных перчаток и респираторов, которые от зарина не защищают. Видимо, те, кто делал видеосъемку, об этом не знали и потому попали впросак. Увиденное на экране дает основание предположить, что вначале на поверхности земли был произведен взрыв, от которого образовалась воронка. Затем были произведены манипуляции якобы с отбором проб из этой воронки. И уже затем в этом месте был распылен зарин. Разумеется, это всего лишь версия, над которой должны поработать специалисты СМР, но она, безусловно, заслуживает внимания. Посмотрим, займутся ли этим сотрудники Механизма и отразят ли результаты в своем докладе.

В качестве «пищи для размышления» хотел бы высказать еще одно соображение. При обсуждении такой чувствительной темы иногда полезно «включать» здравый смысл и задать себе простой вопрос – кому выгодны инциденты с применением химоружия? Ответ очевиден – только не Дамаску, который сразу же оказывается проигравшей стороной, подвергается обструкции на международной арене или даже бомбардировкам. Ни малейших военных преимуществ сирийское правительство от этого не получает, тем более что инциденты, как правило, происходят далеко от линии фронта и нисколько не влияют на соотношение сил. Применять хлор в качестве оружия при наличии авиабомб большой разрушительной силы в обычном оснащении – это нонсенс. Химическое оружие типа зарина по определению предназначено для массированного применения, но никак не в виде одиночных взрывных устройств, как это было в Хан-Шейхуне. Поэтому если говорить о выгоде от применения химических веществ, то ее, безусловно, получает радикальная оппозиция, которая не без основания рассчитывает спровоцировать военные действия против Сирии извне или по крайней мере усилить международное давление на Дамаск. Нам всем, включая персонал МУФС и СМР, было бы полезно отдавать себе в этом отчет.

Отмечу еще один важный момент. В прошлом году Россия поддержала решение о продлении мандата СМР. Мы пошли на это с учетом того, что Механизм согласно резолюции СБ 2319 получил более широкие возможности в том, что касается географии его деятельности и противодействия терроризму. Механизму было предписано взаимодействовать с государствами региона в целях выявления лиц и группировок, причастных к применению химоружия в Сирии. Больше внимания предлагалось уделять теме доступа негосударственных субъектов к химоружию и его компонентам. Пока о деятельности СМР на этих направлениях мы никакой информации не получали. Посмотрим, как эти темы будут отражены в предстоящем докладе.

В заключение остановлюсь еще на одном принципиально важном моменте. Нам иногда бросают упрек, что Россия, ставя вопрос о недоработках в деятельности МУФС и СМР, якобы подрывает репутацию этих структур. Категорически с этим не согласны. Ущерб репутации в действительности наносит забвение следователями установленных правил или отклонение от них. Мы никогда не пытались навязывать им ничего сверх того, что предусматривается в их мандатах. Никогда не пытались заниматься  микроменджментом. Но если мы видим, что с неукоснительным выполнением этих мандатов есть серьезные проблемы, то считаем себя не только вправе, но и обязанными заострять на этом внимание в интересах высокопрофессионального беспристрастного расследования и наказания виновных в преступлениях, связанных с применением химоружия.

Спасибо за внимание.